Клара Попова (Соснина)
(1927-2011)
г. Новоаннинский

 

                                              Из дневника военных лет

 

Мама о войне

Моя мама Попова Клара Никитична (в девичестве Соснина) родилась в посёлке Ново-Анненский в 1927 г., там же выросла, часть своей жизни работала и скончалась там же в 2011-м. Она любила и знала литературу, не мыслила свою жизнь без неё, поэтому после окончания средней  (Белой) школы в 1947 г. поступила в Сталинградский педагогический институт имени А.С. Серафимовича на литфак и закончила его в 1951-м, и все последующие годы до пенсии работала учителем русского языка  и литературы, сначала в Дёминской средней школе, а потом в Новоаннинской средней школе № 4. Она оставила записи о своей жизни.  

В этой подборке записи о войне. Мама с детских лет вела дневник, но и без него многое помнила полно. Рассказы-воспоминания «Первые дни войны» и «Первые бомбёжки» написаны ею по моей просьбе примерно в 1980-х годах. Воспроизвожу их по рукописному оригиналу. Ныне это, почти через 80 лет после тех военных событий, золотые записи.

Сергей Попов-Соснин,
член Союза писателей России,
профессор, доктор биологических наук.
г. Москва.

 

                                                                                   Первые дни войны
                                                                                    22 июня 1941 года

«В воскресенье с утра стали собираться идти на Бузулук купаться на весь день, сварили картошки, сорвали огурцов, взяли соли и хлеба, и все ребята уселись на парадном крыльце, ждали девчат, чтобы двинуться на Водокачку. (Мы жили тогда на углу переулка Свердлова и улицы Крестьянской).

Не дождались, меня послали: «Чего они там делают, беги скорее за ними».

Прибежала на Ленинскую улицу, около Шаповаловых сидят подружки невесёлые, мне шёпотом говорят: «Война с немцами началась, Киев бомбили, наши отцы сидят в райкоме, и твой отец там».

Мне стало весело, я стала громко петь песню «Если завтра война, если враг нападёт, если чёрная туча нагрянет, как один человек весь советский народ за любимую Родину встанет» и смеяться, прыгать и кричать: «Да пусть эти фашисты лишь сунутся, от них ничего не останется!»

Мы все развеселились и пошли к Мане Протопоповой, но вдруг замедлили шаги около репродуктора на столбе, что висел у радиоузла. Быстро собралась толпа, говорил Молотов о нападении на Советский Союз фашистов-немцев.

Сердце что-то сжалось, и я поплелась домой, на Крестьянскую улицу.

Война… Отец только что приехал с военных курсов из Дагестана, присвоили звание старшего лейтенанта, комиссара батальона запаса, три кубика в петлицах.

К вечеру прибежал отец. «Татьяна, пеки скорее пышки, завтра выезжаем на машинах в Сталинград, я сопровождаю первых мобилизованных».

«Да из чего печь-то, муки нет. Вот недавно привозил мешок муки председатель колхоза Дроботенков, а ты прогнал его. Эх ты, директор сельхозснаба, оставляешь меня с тремя детьми без хлеба, без пшена».

«Не горюй, мы их, фашистов, быстро разобьём, месяц-два – и я дома».

                                                                                        23 июня 1941 года

Сегодня с утра сидим, стоим около военкомата (он находился напротив нарсуда), народу страшно много, несколько сотен, а может, тысяча собралось. Играют гармошки, бренчат балалайки, пьяных нет.

Вдруг всё смолкло, подъехали автомашины, в кузова уселись мобилизованные, и машины тихо поехали по Ленинской улице. Толпа женщин, детей, стариков вся всколыхнулась и все стали страшно кричать. Вой, причитания, стоны неслись со страшной силой, у меня, у девчонки, поднялись волосы на голове и мурашки по спине забегали. Я прислонилась к изгороди нарсуда и идти не могла.

                                                                                   Первые бомбёжки
                                                                   (В Ново-Анненском, летом 1942 года)

Отец в боях, вчера звонил из Ростова, утром Витя Кичапов прибежал и сказал: «Дядя Никита звонил, идите на телеграф, в два часа он будет туда звонить». Мы сидели на телеграфе часа три, ждали, когда вызовут нас к телефону. С нами сидела и Мария Яковлевна Федотова с четырьмя детьми, потому что мой отец и её муж Андрей воевали вместе, оба были политруками батальонов. И вот в трубке раздался голос отца: «Татьяна, если фашисты прорвутся к вам, уезжай с детьми за Урал, бои идут жестокие, уже два раза Ростов переходил из рук в руки, сдаём и снова берём, фашисты-звери уничтожают жён и детей коммунистов в первую очередь. Но мы не пропустим врага к Сталинграду. Береги детей. Привет от Андрея Марии с детьми, Андрей в бою».

Я крикнула в трубку: «Папа…» Но в ответ лишь гудки.

Военных в нашем доме битком. Одни уходят, другие входят. В зале установлено 4 телефона полевых и один общий, генерал поселился с адъютантом, несколько раз ночью разговаривал с Москвой.

А сегодня я первый раз видела настоящих писателей, даже разговаривала с ними. Один высокий, стройный, подтянутый, а второй рыжеватый, небольшого роста, плотный мужчина. Высокий прошёл к генералу, а второй остановился около меня и спросил: «Девочка, что читаешь?»

Разговорились с ним, познакомились, оказалось, что высокий – драматург Корнейчук, а он – Яков Тайц, детский писатель.

Еды в доме – сколько хочешь, хлеб сложен буханками, баранов режут, нас мясом кормят, а адъютант генерала налил две банки чего-то сладкого-сладкого, подарки американские, какой-то мёд искусственный.

Уехал генерал со своим штабом, все едут в Сталинград, и у нас теперь солдат и младших командиров набивается по 20-30 человек в комнате.

Подошла война и к нам вплотную. В обед мама ушла корову доить, братья с товарищами на Бузулуке, а я с Николаем Голубятниковым сижу в холодке, разговариваем.

Гул самолётов послышался какой-то странный, с придыханием, низко спустились, со страху показалось, всё небо закрыли. Схватила я сумку с документами и под перину спряталась, стянув её с кровати (как мама учила).

Голову высунула из-под перины, а стёкла как посыпятся из окон, бомба разорвалась за сараем, а осколок влетел в окно и глубоко вонзился в стену над кроватью.

После бомбёжки замазала я глиной этот осколок, до сих пор в стене сидит.

Отбомбились самолёты, улетели, глянула я на Николая, а у него сзади на голове пятно белое с куриное яйцо, волосы поседели. Так и остался Коля с седыми волосами с 16 лет.

Оказывается, когда я юркнула под перину, Николай круги по двору стал делать, со страху не знает, куда спрятаться, а лётчик немецкий снизил самолет до предела и стал стрелять в него из пулемёта. Коля шарахнулся без лестницы в погреб, что был посреди двора, лётчик его потерял и бросил бомбу, она упала за нашим сараем.

Я было не поверила Николаю, что лётчик немецкий за ним гонялся, но тут мама прибежала вся белая, ведро пустое, молока нет и рассказала, что подоили они коров, подходят к нефтебазе, а тут самолёты немецкие вот они. Снизились и давай гонять за женщинами, из пулемётов строчить по ним.

Опомнилась мама и спрашивает: «А ребята где?» – Я говорю: «На водокачке». Охнула мама: «Да ведь все бомбы у моста рвались. Пойдём скорее, хоть убитых, может, найдём».

Добежали мы до поликлиники, где сейчас стоят общежития сельхозтехникума, тогда росли кусты боярышника. На этих кустах висят руки-ноги, а на одном кусте пол-туловища в сапогах, а тело голое.

Где сейчас детская библиотека, сюда бомба упала прямым попаданием в дом Андроповых. Подбегаем, а бабушка Андропова выносит на руках внучку Галочку, а у Галочки ручка оторвана, висит на кожице, а Галочка без сознания и у бабушки глаза обезумевшие.

Во дворе техникума стоны, кровь и кровь кругом, вся земля кровью полита. Там военные с зенитками стояли, так немцы крепко утюжили Рабочую улицу и двор техникума.

А следующая бомбёжка прихватила меня на рынке. Тогда рынок был, где сейчас Центральная площадь.

Собралось нас там тысячи две, в этот день продавали соль и мыло, стоим с подружкой Шурочкой Егуновой. Налетели фашисты, спустились и давай стрелять по нас из пулемёта и бомбы бросать. Потеряла я здесь в суматохе Шуру и не увидела, как убило её осколком, так и осталась она в моей памяти 12-летней девочкой, весёлой говорушей.

А одна бомба упала у входа в универмаг, где сейчас парикмахерская, и не разорвалась. Ходили мы на неё смотреть дня три, хвост торчит, а на четвёртый – приехали сапёры, развинтили, а внутри консервные банки и песок. Мы с улыбкой говорили друг другу: «Коммунисты немецкие её, наверное, делали».

Действительно, Центральная площадь – место священное, сколько крови новоаннинцев здесь пролито, сколько жизней здесь оборвалось!

Запомнилась мне ещё одна бомбёжка. Дня за два до неё мама нам говорит: «Давайте, ребята, уйдём на Перевозинку, там окраина посёлка, там немцы не будут бомбить». Взяли мы кое-какие вещички и пошли к Аристовым жить. Живём, расположились в саду около бомбоубежища.

А самолёты немецкие тут как тут. И бомбили в этот раз они Перевозинку, там бойцы с зенитками стояли, почти все дома сожгли или разрушили. Галина Шустова и Валя Аристова (обе стали врачами-хирургами) взяли приготовленные санитарные сумки, позвали меня, и мы помчались на вокзал, перевязывать раненых. Только выскочили со двора Аристовых, смотрим, пожилая женщина стоит, к плетню прижалась, а рядом два ведра воды стоят. Тут бомба рядом взорвалась, мы к своему палисаднику присели. Смотрим: вода в вёдрах и не колыхнулась, а женщина эта сидит убитая.

Прибежали на вокзал, а немцы раз отбомбились, второй заход делают. Я трясусь вся, зубы сами дробь выбивают. А Галина с Валей раненых, убитых переворачивают, перевязывают. Улыбаются им, успокаивают. Обе стали врачами-хирургами».