Геннадий Овчинцев
Мы еще поживем
Летом сорок третьего года наша семья вернулась из оккупации в разрушенный Сталинград. Завод «Баррикады», на котором до войны работал отец, казался внешне нетронутым, но от двухэтажных домиков рабочего поселка, некогда утопавших в пышной зелени акаций, остались одни воспоминания. Отыскать наш дом среди холмов из битого кирпича и бетона оказалось непросто. Только по неизменным очертаниям реки отец сумел определить то место, где он когда-то стоял.
— Теперь вся надежда на родной завод, — сказал он, — руководство в беде не бросит.
Пока папа ходил, мы с сестрой болтали, оседлав узлы с домашним скарбом, а мама с бабушкой деловито осматривали развалины.
К вечеру отец вернулся.
— Не томи, Петенька, — взмолилась мать, — что тебе сказали?
— Не волнуйся, приняли меня на завод, просят возглавить бригаду. Получил продовольственные карточки.
— А жить где?
— Тут! Пообещали квартиру к зиме, а пока надо размещаться в подвале. Дали два дня на обустройство.
Оказалось, что не зря мама с бабушкой обходили руины. Они приметили чудом сохранившийся угол подвала, и теперь здесь закипела работа. На следующий день на полуторке приехала отцова бригада. Привезли бэушные доски, какую-то облезлую дверь… Очень быстро настелили полы, устроили два топчана, а недалеко от входа сложили печь, благо строительных материалов хватало. Бабуля отыскала в развалинах почти целые колосник и печную плиту, мама отоварила карточки и первый раз разожгла огонь. Сначала дым шел куда угодно, только не в трубу, и все подшучивали над горе–печником, но потом все наладилось. Вот и устроились…
К вечеру мы пировали за наскоро сбитым столом. Мама наварила большую кастрюлю «сливухи». Так называлась каша самого быстрого приготовления. Откровенно сказать, в ней не было никаких «излишеств» типа мяса, масла, жиров, молока и т.п. А где их взять? Наша каша состояла из двух компонентов — пшена и картошки. Мама заливала в кастрюлю двойную порцию воды и, как только она закипала, одновременно засыпала туда пшено и очищенную картошку. Минут через 15–20 лишнюю воду сливали и ставили кашу на слабый огонь для упревания. Но мы всегда уговаривали маму этого не делать, уж больно хотелось кушать. А если к этой «сливухе» находилась пара ломтиков хлеба, это уже был настоящий пир.
…Через несколько дней мама устроилась работать няней в детский садик, а мы с сестрой стали его воспитанниками. В скученных, холодных группах среди ослабленных голодом детей быстро распространялись инфекционные болезни. И вскоре «болячки» надолго уложили меня в постель. В начале осени отец привел какого-то забулдыгу и представил как опытного врача. Холодными и длинными пальцами тот безжалостно простукивал мои прозрачные телеса, потом, отойдя с отцом в дальний угол, сказал:
— Полное истощение всех жизненных сил. Скажу откровенно – на этом свете он не жилец. Усильте питание. Необходимы мясо, жиры, витамины.
— Эх, если бы было где взять! – чуть не разрыдался отец.
На следующий день, очнувшись, я увидел на столе свежесваренную рыбу.
— Папа еще до работы поймал, — пояснила мама.
Но на рыбалке отцу везло считанные разы.
— Ну откуда быть рыбе, коль берега все замазучены? – старалась успокоить его мама.
— Так–то оно так, но что–то надо придумать.
И придумал. Привязал к удилищу короткую суровую нитку, а на самый ее конец прикрепил небольшую гайку.
— На охоту пойду, – так отец прокомментировал свои действия и вскоре действительно заявился, держа газетный кулек. – Вот, лисичка гостинчик прислала.
И – о чудо – там и правда лежал кусочек мяса. Такие «лисичкины подарки» повторялись несколько дней, пока я не почувствовал в себе достаточно сил, чтобы встать с постели и выбраться на воздух. День был ясный, безветренный. Кругом лежали груды битого кирпича, неподалеку возвышался остаток кирпичной стены. По самому ее верху расхаживали голуби. Вдруг наверху что–то шелохнулось. Приглядевшись, я узнал фигуру отца… Он медленно полз, прижимаясь к стене, держа в руке удочку с привязанной гайкой. Я подошел достаточно близко и услышал, как он вкрадчивым голосом кликал: «Гули-гули…» Любопытные птицы смотрели в его сторону, готовые в любую секунду взлететь. Но когда охотник снова застыл в неподвижности, осмелели и приблизились на расстояние двух шагов. Молниеносно мелькнула удочка, гайка сделала несколько оборотов вокруг ноги одной из птиц, и отец подтянул жертву к себе. Быстро и ловко свернул птице голову. Сунул за пазуху и вновь застыл наготове.
Но тут на другом конце стены объявился второй любитель голубей. Громадная кошка тигровой окраски подкралась и бросилась в самую гущу птиц. Хлопанье крыльев смешалось с грохотом падающих кирпичей.
Отец поглядел вниз и увидел меня.
— Ты как здесь оказался? Быстро уходи, тут опасно стоять! – испугался он.
— Папочка, миленький, — загундосил я, — давай поможем кошке, ее совсем завалило.
Освободив пострадавшую, мы поняли, что она мертва. И тут у меня в голове сложилась вся картина – папа с удочкой, голубь, кошка … Так это что же, я голубей ел и никакие это не «лисичкины подарки»?!
В этот момент откуда–то появился котенок. Своей расцветкой он в точности повторял погибшую мать. Малыш подошел к неподвижной кошке, обнюхал и стал вылизывать ей мордочку, словно старался разбудить.
— Все, папочка, — твердо сказал я.
— Больше я не ем голубиное мясо и завтра же иду с мамой в сад, а этот котенок будет жить с нами.
Отец не возражал.
Никто, кроме него, тогда еще не знал, что нам предстоит зимовать в подвале. Один раз мама все же спросила: «Зачем, Петя, нам столько дров?» Он ответил уклончиво: на всякий, мол, случай.
А к концу сорок третьего года наш запас дров уже не казался слишком большим. «Буржуйка» теперь горела круглосуточно, коптили карбидные лампы, сделанные из гильз… Той зимой к человеческому теплу устремилось кошмарное количество мышей. Они были везде: кишели на полу, топчанах, лазили по веревкам для сушки белья, даже забирались в постель. Вот когда все оценили моего котенка, которого я назвал Витязем. Еще сам подросток, он начал истребительную войну с мышами. Съесть столько, сколько ловил, ему было не под силу, и потому в благодарность за свое «усыновление» каждое утро он с гордостью выкладывал трупы мышей под моим топчаном.
Так мы дожили до осени сорок четвертого и уже настроились преодолеть очередную зиму, как вдруг накануне моего дня рождения отец принес счастливую весть: завтра переезжаем в новый дом!
С криками «ура» мы с сестрой бросились папе на шею, мама от счастья заплакала, а бабушка Мотя упала на колени и благодарила Пресвятую Деву Марию.
Еще задолго до обеда мы сидели на узлах и чуть не подпрыгивали от нетерпения. А вот и машина! Я взял на руки Витязя и в последний раз поглядел на родное пепелище.
— Нет, дяденька доктор, ты был не прав! Мы еще поживем!