Марат Князов
г. Волгоград
Сталинградская история
Я смотрел про войну. И читал о войне.
Мной война рисовалась с детсада.
Но однажды старушка поведала мне
Да такое, что лучше б не надо.
В коридоре больничном зажатый зимой,
Ошалевший от жара и гриппа,
Я сидел к терапевту, и кашель со мной,
А она: «Кашляй в сторону», типа.
Не подумал и точно тогда ни о ком,
Выселяя из лёгких заразу,
Потому устыдившись, заткнулся платком
И не кашлянул больше ни разу.
Но старуха уже завелась, хоть сбегай.
Воспитали, — ворчала, — тупицу!
Что за мода такая? Здоровый бугай,
А закашлял, и тут же в больницу
Телевизоры — пагуба ваших натур!
Даже войны в них чище, да глаже.
У сестёр медсанбатов в кино маникюр
И на рожах кило макияжа.
Было, — злилась она, — всё не так ни хрена!
И узнал я, недужное чадо,
Что её, по стрельбе чемпионку, страна
На защиту взяла Сталинграда.
Дали в руки винтовку с прицелом — и в ад.
В школе снайпера курсы недолги.
Там зарубочка в первый же день на приклад
Опустилась с ножа комсомолки.
Нет, она не кляла фронтовую юдоль
И невзгоды тяжёлого часа.
Из-за вшей ненасытных постриглась под ноль.
Сгрызла ногти до самого мяса.
Всё исчезло: мечтанья, девичье житьё,
Довоенного милого губки.
Но остался прицел и осталось цевьё,
И зарубки, зарубки, зарубки!
В Сталинграде военном считали за дар
Навык пулей в межбровье влепиться.
Правда, взгляд нехороший бросал комиссар,
Если снайпер подолгу без фрица.
Но серьёзней случалось держать ей ответ
И отчёт по убитым фашистам
Перед Ваней, ходившем по малости лет
В красном мамином шарфе пушистом.
Там, где дом превратился в кирпичный завал,
Вместе угол делили подвала.
Первоклашка с конца сентября не бросал
Этот адрес, где мамы не стало.
Из пайка сухари принимая и чай,
Иногда даже сахар и мыло,
Ваня «мосинку», снятую ею с плеча,
Гладя, спрашивал: «Сколько убила?»
Перевес боевой в эти дни был не наш,
На душе у неё выли волки,
Взяли немцы когда тот подвальный этаж,
Не дойдя сотню метров до Волги.
Рейха вскоре сынов там, как мух, полегло,
Благородство к врагу — небылицы.
К водопою ползущих, их щёлкали зло,
Не пуская до русской водицы.
Дорогущею сделалась жажды цена.
Из-под брюха подбитого танка
Снайпер-девушка ночью стреляла, она
Стала ужасом правого фланга.
В цель, заметную плохо при дымной луне,
Попадая по воле наитья, —
Замирала, и тщетно секли по броне
Пулемёты и мины прикрытья.
Раз под утро, свои озирая труды,
И сочтя, что они не напрасны,
Вдруг узнала девчонка у самой воды
Тельце щуплое в шарфике красном.
Струйкой кровь потекла из прокуса в губе,
Рядом чайки крутились, бакланя.
«Как случилось, что пуля досталась тебе
Вслед за всеми несчастьями, Ваня?!»
Замолчала рассказчица. С чувством вины
Я закашлялся громко, как пушка,
И подумалось мне, что вернуться с войны
Никогда не сумеет старушка.