Алла Чудина
х. Верхнесолоновский Суровикинского района
Судьбы, опалённые войной
Из воспоминаний Санеевой (Сухаревой) Людмилы Андреевны.
Рассказ
Весна сорок второго года. Сталинград. Дар-гора. Внимание привлекает красивый высокий дом с низами, с резным забором. Во дворе слышится детский смех.
Фашисты всё ближе подступают к городу. Хозяин дома, Андрей Никитич Сухарев, ушёл в военкомат за повесткой. Вот и к ним пришла беда.
Вера собирает мужу дорожную сумку, достаёт из кармана платочек, вытирает непрошенные слёзы. Перед глазами пробежала их жизнь… Семья у них любящая. Как хорошо зажили в последние годы перед войной. Её Андрюша, бухгалтер по специальности, работал в заводской бухгалтерии на Спартановке.
Жили с его родителями. Отец мужа — потомственный краснодеревщик Никита Сухарев. Дом, построенный его руками, был добротный, основательный, с низами. Наверху просторная светлая горница и спальни. В низах - русская печь, где готовилась еда для домочадцев, пеклись ароматные пироги на праздники. Верина свекровь была замечательная хозяйка. На печи была лежанка, где любила отдыхать в старости бабушка. Летом двор утопал в цветах. Ставни на окнах с красивыми кружевами из дерева, заставляли прохожих останавливаться, и любоваться творением рук человеческих. Любовь и согласие царило в семье. Когда старшенький, Андрюша, привёл жену, приняли тепло, полюбили Веру, как родную дочку. Вскоре у молодой пары появились дети.
Незадолго до войны умерла свекровь. Не смог Никита без своей половинки, ушёл следом, потеряв интерес ко всему. Умирая, просил не бросать родовое гнездо, что бы не случилось. Он строил и украшал его своими руками, а жёнушка любовно наряжала его, шила занавески, вязала красивые кружева, крахмалила, синила, и их дом сиял на зависть всем. Им было хорошо в родном жилище…
Собрав сумку мужу, Вера накрывала на стол. Девочки (Люся шести и Роза четырёх лет), бегали здесь же. Они что-то просили, теребили её за юбку. Машинально отвечала. Все мысли о предстоящей разлуке с любимым. Как же без него? В некоторые дома уже пришли похоронки. Вера гнала страшные мысли, но те, уйдя на время, опять возвращались.
Стукнула калитка, во двор вошёл муж в военной форме, красивый и возбуждённо-грустный. Понимал, что уходит от любимых не на праздник.
Имея образование, был зачислен в командирский состав, в звании младшего лейтенанта. Прощальный семейный ужин. Девчушки сидели здесь же. Младшая у отца на коленях, а старшая, рядом, прижалась, крепко обхватила его руку своими ручонками, как будто хотела удержать. Понимала, что папа идёт на войну.
Последняя их ночь перед разлукой. Ранним утром он уйдёт, и, кто знает, удастся ли свидеться?!
Андрей обнял Верочку, почувствовал округлость фигуры. Несколько месяцев назад сообщила, что снова тяжёлая, и родилась надежда, что уж теперь-то будет сын. Как ей теперь с тремя детьми… Вышел на крыльцо, курил папиросу за папиросой.
Рассвет только зарождался, домочадцы уже на ногах. Рано утром глава семейства должен быть в военкомате, и, приняв новобранцев, двинуться в сторону фронта.
С дороги Андрей смог прислать весточку, что едет в сторону Астрахани…
В городе объявили эвакуацию, приказав жителям явиться на эвакопункты в своих районах, записаться. Вера сходила. Вернувшись домой, вспомнила вдруг наказ свёкра и задумалась. Не может быть такого, чтоб враг занял город, который носит имя великого вождя. Есть надежда, что пронесёт, как в народе говорят, и решила не ходить на эвакуационный пункт.
Немец рвался к Сталинграду. Первая угроза была с воздуха. Летом уже были первые разрушения. В конце августа звуки
воздушной тревоги не умолкали. Фашисты сбрасывали несметное количество бомб на мирное население.
13 сентября начались уличные бои. В этот день Вера решила спасать семью. К этому времени родила девочку, которую назвала Тамарой. Сходила в военкомат и узнала, что эвакуация закончена, город на осадном положении.
…В городе шли бои, уже много домов в их районе разрушены. Немцы зверствовали.
Вера, поняв, что здесь детей не сохранить, мысленно помолилась, попросила прощения у деда Никиты, решила покинуть дом. Надо пробиваться к Волге, где ходили плоты, вывозившие раненых. Собрав самое необходимое, одев потеплее девочек, положила побольше пелёнок для двухмесячной малышки. В ночь вышли из дома. Решила, что в темноте легче пробираться. Тамара на руках, а старшие держали её за юбку одной ручонкой, а в другой у каждой был свой узелок. У Веры, кроме ребёнка, в руке был узел с одеялом и другими необходимыми вещами. Двигались переулками и тихими улочками к реке с надеждой спастись.
Рассвело. Дошли до центра. Девочки хотели спать, устали и проголодались, потихоньку всхлипывали. Вера уговаривала их,
обещая, что скоро придут домой и лягут в тёплые постельки.
У стены разваленного дома решили отдохнуть, малышку перепеленать, поесть.
…Сидя в окопе, Андрей смотрел на серое неприветливое небо, крутил приготовленный кусок газеты, насыпав в него махорку. Закурил, затянулся, и прикрыл рукой цигарку, чтобы не было видно огонька. Вспомнил дом, жену и детей. У них было две девочки, а так хотелось сына. Когда узнал, что будет ребёнок, обрадовался. Но началась война, которая разметала по разным краям многие семьи. А как зажили перед войной люди! И хотя в воздухе витало ожидание беды, зная, что Сталин подписал с Германией пакт о ненападении, были спокойны. Разговоры о предстоящей войне на территории СССР быстро пресекались. Да и время было такое, что лучше молчать. За лишнее слово запросто могли задержать. Правда, аресты по ночам стали реже, но «чёрного воронка» ждали в каждой семье.
Уже уйдя на фронт, получил весточку из дома, где его любимая Верочка сообщила, что родилась девочка Тамара. Он не видел её, но представив маленький родной и беззащитный живой комочек, обрадовался, и огорчения от того, что не сын, не почувствовал.
Призвавшись из Сталинграда, снова попал сюда и защищал свою землю и родные улицы. Знал, что жителей с детьми эвакуировали, и утешался данному известию, потому что немец обещал стереть с лица земли город. Надеялся, конечно, что не дойдёт до подобного, но мирному населению тут делать нечего. Бои будут страшные. Кольцо сжимается.
Рассветало. Андрей Никитич наблюдал, как зарождается день, где розовый восход почти не виден из-за чёрного дыма и гари. Достал блокнот и начал рисовать любимую Верочку, какой та была в последнюю ночь их расставания – красивой и печальной от предстоящей разлуки. Андрей унаследовал от отца природный дар художника. Родители, заметив в нём талант, всячески поощряя увлечение, отдали в художественную школу. В доме осталось много его работ, в том числе и копии с картин знаменитых живописцев. Была у него привычка: затачивая новый карандаш, вырезать на нём ножом фамилию, имя и отчество или инициалы. Сослуживцы просили изобразить их, чтоб послать домой портреты, и часто, в часы затишья, рисовал и дарил свои произведения. А ему за это с оказией приносили необходимое для работы художника.
Задумавшись, рассматривал вырезанное: А.Н. Сухарев. С блокнотного листа на него смотрела любимая. Аккуратно сложил листочек с портретом, сунул в карман гимнастёрки. Запахнул шинель, холодно. Пригнувшись, пошёл к группе бойцов, которые о чём-то тихо, но горячо спорили. Подойдя к ним, услышал, что Сталин вроде бы не дал разрешения на эвакуацию мирных жителей на том основании, что город великого вождя не сдаётся. У Андрея защемило сердце. Неужели его семье грозит опасность? Ну, ладно, мужчины-воины должны защищать близких. А женщины, дети, старики, оставшиеся в тылу, в чём виноваты? Вздохнув, снова смастерил самокрутку, затянулся…
С приходом нового дня со всех сторон нарастал гул артиллерийских орудий, слышались выстрелы и взрывы бомб. Но надо идти дальше. Девчушки в страхе жались к матери. Впереди показались окопы с нашими бойцами. Военный город просыпался. Совсем близко разорвался снаряд. Вера накрыла детей телом и замерла. Затем, прижав их к себе, снова стала продвигаться вперёд, небольшими перебежками. Останавливались и отдыхали в огромных воронках. В окопах от красноармейцев узнала, что к Волге не подойти. С детьми даже нечего соваться. Солдаты, увидев женщину с малышами, вспомнили своих ребятишек и чем могли, помогали ей. Посоветовали идти в медсанбат, где раненых стараются переправлять через Волгу на плотах, может и их заберут.
И снова Вера с детьми шагала к своему спасению. Уже потеряла счёт времени с того дня, когда ушла из дома. Чтобы попасть в 
медсанбат, надо пересечь вокзальную площадь, которая обстреливалась со всех сторон. Всюду валялись трупы русских и немецких солдат. Ползла и тянула за собой детей. Все звуки смешались в один: взрывы, пулемётные очереди, душераздирающий крик её детей и стоны раненых умирающих солдат. Обойти трупы не было возможности, и они переползали через мёртвые тела…
У фонтана решили передохнуть. Рядом с трудом передвигалась женщина с оторванной выше колена ногой… За ней оставался грязный кровавый след. Она прилегла рядом, тихо стонала. Бледная, с бисеринками пота на лице, с широко открытыми, уже ничего не осознающими глазами, что-то шептала бескровными губами. Видно, уповала на божью помощь…Вздрогнула и замерла… Вера кормила малышку и наблюдала эту страшную картину. Чем могла она помочь этой молодой женщине? Ещё раз взглянула в её сторону, протянула руку, провела по лицу ото лба, закрыв ей глаза.
Дойдя до окопов и разбитых домов, где находились раненые, осталась с ними. Помогала бойцам, ожидавшим переправу. Они стонали, просили пить. Вода закончилась. Недалеко располагалась мельница. За ней водокачка. Но, обстрел был такой интенсивный, что невозможно голову поднять, не то что принести воды. Детей тоже мучила жажда, и Вера решила идти. Обвязалась фляжками и поползла в сторону водокачки. Под свистящими пулями только и просила бога помочь спасти дочек и армейцев. Проползая мимо мельницы, увидела, что там есть мука.
Поход её удался, принесла наполненные фляжки, напоила солдат и детей. Родилась идея разжиться мукой. Голодно. Когда кормили раненых, те делились с ней последним кусочком хлеба. Стали думать, в чём принести. Кто-то предложил насыпать муку в мешочки из под патронов. В следующий поход взяла и фляжки и сумочки для муки.
И снова пули над головой, близкий немецкий говор. Когда уходила, расплакалась средненькая, Роза, не хотела отпускать маму. Кричала так, что заглушала даже выстрелы и взрывы. Вера уже далеко отползла, а всё слышала плач, и сердце сжималось от боли, страшной беды и неизвестности.
Набрав воды, зашла на мельницу. Наполнив мешочки мукой, всё привязала за пояс и поползла обратно. Немцы видели её, говорили «матка, матка, киндер», и не стреляли. Много раз Вера испытывала судьбу во спасение детей и бойцов, нуждавшихся в помощи. У мельницы они находились около двух месяцев.
Однажды приехал какой-то генерал. Готовилась очередная партия для переправы раненых через Волгу. Военнослужащие посоветовали обратиться к нему. Подойдя, представилась, сказала, что жена кадрового офицера, не успела эвакуироваться с тремя малышами. Уже два месяца живёт здесь в окопах и не может выйти к Волге, чтоб спасти детей. И генерал дал разрешение на их эвакуацию. Подали три плота. В первую очередь грузили тяжелораненых.
Вера попала на второй плот. Когда доплыли до середины реки, началась бомбёжка. Первая же бомба разнесла в щепки плот с
тяжелоранеными, и вода окрасилась красным цветом.
На втором находился пожилой солдат. Встав на колени, поднял голову к небу, начал молиться. Просил оставить в живых друзей, безвинных детей, которые, прижавшись к матери, кричали от страха.
Бомба попала в третий плот и снова обагрилась вода, поплыли мёртвые тела и брёвна, превратившиеся в щепки.
А служивый всё стоял на коленях и молился о спасении.
До берега добрались благополучно. Раненых уже ждали. Привезли в Дубовку, оттуда эвакуировали на Урал. Веру с детьми разместили в семье пожилых людей, у которых имелось небольшое хозяйство, а главное, дойные козы. На молочке детки стали быстро поправляться. Вера устроилась работать в столовую.
Когда освободили Сталинградскую землю, вернулась в город. Дом их гитлеровцы разбомбили. Решила поехать в станицу Нижнечирскую, к сестре Андрея…
Во время скитаний Веры Андрей воевал за свой родной город, стоял насмерть на Мамаевом Кургане. Несколько раз был ранен, но от госпитализации отказывался.
В очередном бою получил тяжёлое осколочное ранение, потерял сознание, попал в плен. Бежал, его вернули, били до полусмерти, снова бежал при удобном случае, и заново воротили в неволю.
На пути в Германию предпринял очередную попытку побега, гитлеровцы натравили собак, чудом выжил после встречи с обученными псами-убийцами. В лагере сдружился с чехом. Бежали вдвоём. Удачно. Несколько месяцев ехал и шёл домой и в сорок четвёртом оказался на сталинградской земле. Решил направиться к сестре в Нижнечирскую, где надеялся узнать о семье. Каково же было счастье, когда увидел родных — сестру, жену с детьми вместе живыми и здоровыми.
Но не довелось пожить солдату Сухареву Андрею Никитичу. Вернулся он с той ужасной войны больной и нашпигованный металлом. Из глаз всё время текли слёзы, и вытирая их, доставал со слезами осколки. Прожил после страшных испытаний всего полгода и умер в тридцатичетырёхлетнем возрасте.
Вера с детьми осталась в Нижнечирской. Работала в столовой детского дома, впоследствии школе-интернате, поваром.
Когда открыли памятник-ансамбль на главной высоте России, получила извещение, где было написано: «Ваш муж, Сухарев Андрей Никитич пал смертью храбрых на Мамаевом Кургане и его имя навечно занесено в зале скорби на траурном знамени …»
Оказывается, поисковики нашли его карандаш с надписью, проверили и выяснили, что боец действительно воевал здесь, и решили, что погиб.
А Андрей Никитич Сухарев действительно погиб в той страшной войне, только, собрав остаток сил, ещё раз пришёл на короткое время домой, чтоб в последний раз увидеть любимых им жену, дочерей и сестру …