Александра Низкопоклонная

Война в судьбе моей семьи

 

Я люблю смотреть наши старые семейные альбомы. Листаешь  эти пожелтевшие от времени фотографии,  на которых  изображены твои далекие родственники, которых ты никогда не видел,  и даже не верится, что они так же  жили, любили, встречали рассвет и любовались закатом. А вот когда слушаешь бабушкины рассказы, картины их жизни как будто оживают. Вот она, моя бабуля Галинка,  босоногая девчонка, бежит по крутой  горинской горе к речке купаться, а это ее мама Аня, уставшая, возвращается с работы домой;  сидит за уроками, склонившись у керосиновой лампы, брат Саша, а бабушка Поля принесла мелкой  вареной картошки проголодавшейся ребятне. Как давно это было…

Мои предки по маминой линии жили здесь на донской земле с незапамятных времен. Составляя с мамой и бабушкой нашу родословную, я узнала, что мои прадеды воевали на всех войнах, которые вела Россия. А в мирное время растили хлеб, держали большое хозяйство,   поэтому и жили зажиточно. В семье все работали, никто не бездельничал.

А сегодня я хочу написать о  судьбе моей прабабушки  Ермаковой Анны Даниловны.

Анна Даниловна родилась в далеком 1908 году в хуторе Горин Калачевского района, в семье казаков Свиридоновых Данила Илларионовича и  Пелагеи Наумовны. С семилетнего возраста, не закончив и  одного  класса церковно-приходской школы  и едва научившись писать и читать, она пошла работать. Пасла  овец, коров, которых держал  дед  Илларион Савельевич.  Ее отец  погиб на войне  1914 года, они с мамой и маленькой сестренкой Татьяной остались на иждивении у деда и должны были ему помогать. Когда Анне  исполнилось шестнадцать лет и она  очень захотела учиться в городе на  швею,   отчим (мама вышла во второй раз замуж) поставил  ее перед выбором: или приданое, или учеба. Бабушка выбрала учебу, так и  оставшись бесприданницей.  А умение шить не раз помогало  ей в жизни,  ой  какой нелегкой…

В двадцать четыре года Анна встретила своего будущего мужа — Ермакова Марка Прохоровича, казака из хутора Колпачевский, у них родились дети — сын Александр (1934 г.р.)  и дочь Галина (моя бабушка, 1938 г.р.). Жили сначала в городе, а потом переехали в хутор Горин, только построили домик — началась война.

Война!.. Это страшное слово, за которым столько слез, боли и страданий. Марк Прохорович был призван на войну осенью 1941 года, у нас есть фотография, на которой бабушка и дедушка, с другими хуторянами  сфотографировались  перед уходом на фронт. Это единственная фотография деда.

Первый в первом ряду слева направо — Марк Прохорович, во втором ряду — Анна Даниловна.

Анна была крепкой женщиной и почти не плакала,  провожая мужа на войну, а что творилось у нее на душе, никто не знает…

Марк  вместе с другими земляками попал  в Дубовку, где формировались  военные части и их обучали стрельбе. Через сослуживцев бабушка узнала, что ночью  мимо нашей станции будет идти эшелон, в котором муж поедет на фронт. Несколько ночей она вместе с детьми и другими хуторянками  ходила на станцию, а станция от хутора располагалась километрах в четырех.  В ту ночь, когда шел эшелон, заболела и не пошла.  Была  уже зима, разыгралась вьюга.  Соседка рассказывала, что он, проезжая мимо хутора, кричал: «Нюра, Шурка, Галя, прощайте!»,  а еще звал собаку: «Летчик, Летчик!» и собака услышала, сорвалась, залаяла и  побежала за поездом… Погиб дед в октябре 1942 под Ростовом. Сослуживец, вернувшийся с войны, рассказывал, что Марк  очень скучал по жене, детям,  но не верил, что выживет. Бой, в  котором погиб дед, был страшным. Их казачью кавалерию послали на танки, это было настоящее месиво, и земляк даже не смог найти тело Марка после боя…. А бабушке приснился сон, примерно в это же время, что будто бы в доме рухнула печь, она проснулась и заплакала,  разбудив детей  словами: «Ваш отец погиб!». Ведь печь в доме — это остов, на котором  все и держится. Покачнулся тогда мир семьи Ермаковых, но не рухнул, благодаря  Анне Даниловне.

Когда фронт подошел близко к хутору, начались бомбежки. Как только раздавался вой сирены,  все домочадцы  прятались в погребе, а овчарка Летчик самая первая!  Однажды бомбежка началась внезапно, вся  семья находилась в доме, бежать в погреб было уже поздно. Маленькая Галя сидела на сундуке,  когда снаряд  разорвался во дворе,  взрослые успели только упасть на пол.  Один осколок выбил стекло  и, пролетев в окно у Гали над головой, пробил потолок дома, а другой попал в  сундук и замотался в тряпье. Когда все очнулись Галя, все так же сидела на сундуке и плакала, вся спина у нее была в мелких стеклышках. Все кинулись к ней, не помня себя от радости, что она чудом осталась жива.

Когда немцы были уже близко, людям предложили эвакуироваться.  Но никто не хотел, боялись, что дома разорят,  разворуют все, да и  многим некуда  было идти… Хуторяне   надеялись, что  наши войска ненадолго уходят. Пришедшие фашисты устанавливали свои порядки, ходили по домам, забирали продукты, в домах вели себя как хозяева, заставляли работать в поле.

Во время оккупации  Анне Даниловне  было 33 года, она  была очень красивой молодой женщиной: волосы черные, густые, брови вразлет, стройная, небольшого роста.  Анна боялась, что  фашисты над ней надругаются  и  укрывала лицо платком, одежду носила плохую.  К ним тут же на квартиру пришел постоялец, немецкий офицер. Семья  ютилась в теплушке, а  он расположился в  горнице.  Каждый день, Анна твердила  своим детям: «Смотрите не заходите к нему и ничего не берите». Галя и Саша  были очень голодными и наблюдали за ним через щель,  как он ел бутерброды с маслом и конфеты. Немец  иногда жалел детей  и угощал  конфеткой. А вот  собака Летчик его страшно невзлюбила, постоянно гавкала на него, кидалась, и он ее застрелил.

Моя бабушка Галя рассказывала: «Мы  очень боялись фашистов, неизвестно, что было от них ждать в любой момент. Они были хозяевами наших жизней. Маму немцы выгоняли на работу в поле вместе с другими хуторянками.  Она часто притворялась больной и говорила пришедшему звать на работу фашисту: «Кранк, кранк», и он не трогал ее.

Всего три месяца хутора были в оккупации, но очень долгими они показались нашим землякам. Расстрел мальчишек Босоногого гарнизона потряс жителей.  Хутор Горин располагался рядом с Авериным, где жили  юные партизаны. Фашисты в день расстрела сгоняли всех жителей к силосной яме, чтобы  все видели, что будет с теми, кто вредит немецкой власти. Анна  кое-как отказалась идти, притворившись больной. Страшно было за восьмилетнего сына Сашку.

Немцев прогнали  с боем,  люди плакали от радости, что унижения и страх остались позади. Но впереди еще были  долгие два года войны… и голод, и холод, и отчаяние,  и изнурительный труд.  Но все это было ради Победы.

Как только фронт отошел от хутора, возобновились работы в колхозе. Анна с самого начала войны работала в колхозе имени Ворошилова. Было очень трудно. Сеяли пшеницу, рожь, косили вручную, молотили.   Косили сено для колхозной скотины, ухаживали за животными.  Заготавливали дрова и для дома, и для школы, и для конторы,  да разве все перечислишь.  А в колхозе одни лишь  женщины, дети и старики.

С большим теплом вспоминала Анна председателя колхоза Семенова Никиту Устиновича.

Он, вернувшийся после ранения в родной хутор солдат, помогал им,  труженицам тыла своим умелым руководством, мудрым советом, душевным теплом. И теперь спустя годы можно об этом сказать, благодаря Семенову они и не погибли от голода, и выжили вместе с детьми. Он закрывал глаза на то, что они  иногда брали украдкой домой по горсти зерна и несли  голодным детям. Хотя в то жуткое лихолетье, поступая так,  он рисковал  своей жизнью.  Ведь тогда за работу в колхозе ничего не платили. Бабушка вспоминала случай, что однажды, возвращаясь с поля, женщины как обычно запели, а запели они грустную  казачью песню о нелегкой женской доле:

Из-под  тоненькой беленькой блузочки
Тяжело мому сердцу дышать…

А Никита Устинович, ехавший рядом, тяжело вдохнув, сказал: «Эх,  бабоньки, бабоньки, да и получать-то вам за работу «из-под тоненькой беленькой блузочки»». Нечего им было получать. Вместе с бабушкой тогда трудились Попадейкина Маланья, Ляпичева Евдокия, Шевцова Галина, Бобрикова Анна, Дуданова Анна, Турченкова Василиса, Кохановская Анна и многие другие.

Трудно жилось людям в то лихолетье, и после войны не слаще. Бабушка вспоминала, как прибежал сын Шурка с криком: «Мамка, война замирилась!», как плакала и не поверила ему, побежала на улицу, где было всеобщее ликование и слезы. Вспоминала, как  еще долго ее десятилетний сын  подбегал ко всем  идущим  с войны  солдатам,  с криком «Папка!» И  каждый раз возвращался  домой в слезах…

Все это я знаю со слов моей бабушки Гали, которая о войне говорит только со слезами. Она так и не дождалась с войны  своего папу, на которого так похожа…

А моя прабабушка Анна Даниловна всю жизнь была труженицей. После войны  продолжала работать  в колхозе, потом в Заготзерне,  с другими женщинами вручную грузили вагоны с зерном, и ,уже будучи на пенсии работала на бахчах. Анна очень хотела, чтобы ее дети получили образование и не трудились так тяжело, как она.  Ее мечта сбылась, сын Александр окончил горный институт, работал инженером, был директором шахты, дочь Галина работала медсестрой–лаборантом в Ляпичевской участковой больнице. Бабушка гордилась своими детьми. А дети любили  свою маму и помогали ей. У нас хранится фотография Александра, на обороте которой он, солдат Советской Армии, написал: «Спасибо, тебе родная  мама моя, что в такое нелегкое время человека во мне сберегла».

При  жизни моей прабабушки  Анны Даниловны были:  Первая мировая война,  революция, Гражданская война, Великая Отечественная война, много выпало на ее долю. Но она никогда не унывала,  не жаловалась на жизнь, была, может быть, и скупой на ласку, но оптимистичной и веселой, любила шутить, любила петь казачьи песни. А рукодельница  какая была: и шила, и вязала, и вышивала, и вкусно пекла.  Вставала она рано, чтобы полюбоваться рассветом, а ложилась затемно, любила свой сад, в котором на зорьке пели для нее соловьи.

Именно такие женщины, как она, и есть тот остов, на котором держится держава, и что бы ни произошло, он никогда не рухнет!